Оговорюсь сразу: речь пойдет о тех стародавних временах, когда ограничения на добытых за зорю уток в правилах для охоты еще не существовало. А рассказать я хочу о своих двух самых удачливых зорях, в каждой из которых я добыл максимальное в своей охотничьей практике число уток - по тринадцать.

ПЛЮС ОДНА ГОЛОВА

Родом я из Саратова. Мой отец, заядлейший охотник, натаскивал меня на охоту с малолетства. Но до поры до времени я отдавал предпочтение не поездкам с отцом на охоту, а чисто юношеским забавам. Истинная страсть к охоте во мне проснулась лет в 20, на последних курсах института. И тут уж я старался не упускать ни единой возможности выбраться на охоту.

Было это в 60-70-х годах прошлого века. Охота на утку в Саратовской области можно разделить на два основных типа. Первый - охота на Волге и многочисленных протоках и заводях, образовавшихся в результате заполнения Волгоградского водохранилища. Второй - охота в заволжской степной части Саратовской области. Мне довелось поохотиться и на Волге, и в степи.

Первая заря, о которой я хочу рассказать, прошла на Волге, на острове Колтовской, что ниже по течению от села Воскресенское. Место действительно замечательное. Длинный, тихий, защищенный от большой воды затон служил отличным пристанищем для утки. Было это в сентябре, и хорошему результату я обязан не столько начинавшемуся пролету северной утки, сколько субботнему дню, когда по всей Волге вырвавшиеся на выходные дни охотники активно «гоняли» птицу. Нас было трое: отец, его старинный приятель-охотник дядя Боря и я. Отец, конечно, был со своим кобелем курцхааром Греем. Удивительно могучий и азартный был кобель.

Перекусив, мы разошлись на зорю по затону. Я оказался в нижней части затона, прикрывая его ухвостье. Это место в озере, пруду, затоне является предпочтительным, т.к. утка на ночевку забивается именно в такие глухие, заросшие камышом и чаканом хвосты. Подозреваю отца и его приятеля в неслучайном предоставлении такого козырного места мне: пусть, мол, студент поохотится!

И охота действительно удалась на славу. Охотился я со своим ИЖ-12. Отличное ружье. Несмотря на то что теперь у меня в арсенале много других хороших ружей, часто и сейчас предпочтение отдаю именно ему. Про ружье я заговорил не случайно. Дело в том, что именно тогда мне удавался трюк по сверхбыстрой перезарядке, позволявший делать 4 выстрела (два дуплета) по одной и той же летящей стае уток. И это с ружьем без автоматического инжектора! Отец и его приятель на слух никак не могли взять в толк, откуда у нас в затоне рядом со мной появился еще один охотник. Отчасти подобную скорострельность можно было объяснить опять же очень удачным моим местоположением, когда обстрелянная первым дуплетом стая, тем не менее, не рассыпалась и продолжала движение примерно по той же траектории. Ну а основное объяснение - это здоровье, молодость и безумный азарт. Попробовал я недавно такое повторить через 35 лет - не получилось! Даже близко.

Так или иначе, в тот вечер мне удалось дважды выбивать из одной стаи по три головы, что уже заложило основу общего высокого результата. Да и с подранками мне в тот вечер везло. Сами знаете, что это за маята, когда в разгар самого лёта утки, который может вот-вот кончиться, приходится разрываться между добором подранка и попытками сбить еще утку. Бросать подранка нехорошо. Отец меня учил этому строго: пока подранка не доберешь - нового не делай! Со временем эта школа очень помогла мне. И место засидки, и момент выстрела я выбирал, исходя из наискорейшего добора подранков. В тот вечер они очень удачно падали на чистую воду прямо передо мной. Один раз, правда, мне показалось, что я явно попал по летевшей достаточно высоко серке, но утка не стала падать. И хотя вроде бы начала снижение, но частота взмахов крыльев оставалась прежней. Разве что амплитуда взмахов уменьшилась. Я проводил улетавщую вдаль утку взглядом и забыл про нее.

Тогда я еще не знал, что стал свидетелем (и виновником тоже) ранения утки в печень. А ранение это специфическое. И смертельное. Оно характеризуется тем, что в первый момент после выстрела утка практически никак себя не проявляет. Я бы выделил два едва заметных признака: уменьшающаяся амплитуда взмахов крыльев и начало затяжного, едва заметного снижения. Настолько затяжного, что утка успевает улететь иногда на несколько сотен (!) метров, пока не приземлится. Но самое примечательное, что, как бы далеко на бреющем полете ни утянула раненная в печень утка, она испустит дух ровно на том месте, где приземлится. Она не отползет от места приземления ни на сантиметр! Вот почему так важно внимательно провожать взглядом улетающую дичь, запоминая все подробности места приземления.

Время шло. На землю опускались сумерки. Маскировке придавалось все меньше и меньше значения, и это улучшало обзор, давало свободу движений. Стрельба продолжалась удачно, и я уже со счастливым вожделением ожидал окончания зори и подсчета голов, лежащих у меня в рюкзаке, понимая, что существенно улучшил свой собственный рекорд, составляющий 8 штук.

Вот и совсем стемнело. Вдали послышались шаги и разговор отца и дяди Бори, идущих ко мне и обсуждающих все перипетии прошедшей зори. Они тоже неплохо поохотились, но сравниться со мной в тот вечер не могли. Первым ко мне подбежал Грей. Лизнул в руку. Сунул нос в рюкзак. Громко фыркнул. Скрылся в темноте. Подошли охотники.

Я деловито поделился предположением, что установил новый личный рекорд. Неизвестно, кто радовался моему успеху больше - я или отец с другом. Вытряхнул рюкзак на траву и не спеша, в свете фонарика, со сладким чувством свершившейся удачи начал пересчитывать уток. Чирков среди них не было. Кряковые, серки, одна широконоска. Общее число двенадцать! Рекорд. Конечно, последовали горячие поздравления, рукопожатия. И вдруг дядя Боря неожиданно добавил: «А ведь не двенадцать, а тринадцать». Мы с отцом в недоумении замолчали. Прояснила ситуацию недовольная морда кобеля, появившаяся в узком свете фонарика, держащая поперек битую серку. Пока мы стояли неподалеку от моей сидки, он успел обшарить округу и найти ту самую утку, которую я посчитал по неопытности живой. То что это была именно та утка, сомнений не было - я ведь помнил направление, по которому утка уходила от меня на бреющем полете. Именно оттуда, по словам дяди Бори, кобель и принес битую. теплую еще утку.

Я отчетливо запомнил, что вид у кобеля был недовольный. Это точно. Еще бы! Вместо того чтобы собирать подранков, мы стоим и галдим над раскрытым рюкзаком! Или ему не понравилось, что найденного подранка нельзя положить в рюкзак хозяина, т.е. моего отца. Чем именно он был недоволен, осталось для меня загадкой навсегда.

Ну что ж? Тринадцать так тринадцать! Я был не суеверным. Я был счастлив.

Андрей Дерюгин